«Дайте мне дорожной грязи и я нарисую Вам тело Венеры.»
Эжен Делакруа
«Красота в природе - это прекрасная вещь, а красота в искусстве - это прекрасное представление о вещи.»
Иммануил Кант
«В конце концов никто не может из вещей, в том числе и из книг, узнать больше, чем он уже знает.»
Фридрих Ницше
И знатоки проносятся порой мимо произведений не любуясь... Прекрасному свое время.
Этюды про пустяковины обыкновенного, которыми, как первым криком младенца, любители объявляют свое появление в свет фотографии, не удерживают внимание зрителя. Чувствам нужен драйв, нужны щекочущие воображение стимулы.
На фотосайты тысячами карточек валятся изобразительные слюнявчики и подгузники фотолюбителей. Их погремушки - фотоаппараты и технологии обработки. Некоторые, кажется, приближаются к пределу возможного. Но они бесчувственны и художественное создать не могут.
Новички могут, но не умеют. Они долго и мучительно, урывками будут учить то, что сделано было до них. Самые упорные узнают. Но и из них только небольшой части повезет узнать, что для «художественности» нужна еще малость сумасбродства, запредельной впечатлительности, потустороннести чувствования, презрения к традициям, которые при том следует уважать. Эти малости, именуемые способностями или талантом, плюс искусное владение техникой ведут к художеству.
Средний любитель рунета и без этой малости бацает приличные карточки. Гениальной заряженности конструктива и функциональности аппарата и дураку хватает для производства «приличных» «карточек». Средний отнюдь не туп и не воловат. Он сметлив, настойчив, наблюдателен. Цену красоты ему услужливо подсказывает память. Изообилие приятных мелочей природы, ну, скажем, света, падающего на листья, его подсознание уже обозначено красотой. Изобретать не нужно. И «средний», тысячный в очереди к природе, скопирует эту красоту и назначит ее искусством.
Образы такого «падающего света» и такого «пожелтевшего листа» бетонно затвердели в «средних» образцами красоты. И откуда им знать, что красота художнической формы вторит, но не повторяет красоту природы. Назойливое и надоедливое бесконечное повторение в этюдах необходимо для обучения. Чрезмерное школярство уплощает красоту. Она переходит в обыкновенное. Красоте недостаточно совершества формы. (Обучение исследует форму) Красота очувствляется и очувствляет смысл вещи в мире изображения, иллюзии мира, в духовном переживании. Красота придает смыслам глубинное интуитивное ощущение цельности, законченности наблюдаемой картины мира, в природе или в произведении.
Те, кто не понятен окружающим, странны. Но ведь всем странно то, что неживые образы произведений могут впечатлять красотой больше, чем плоть, послужившая созданию той красоты. Так повелось, что никто не учит созерцать красоту, но всем дано ее переживать. А некоторые, вовсе ниоткуда, достигая озарения красотой, способны заоблачно воспарять над естеством.
Никто, подчеркну, никто никогда не ошибался для себя красотой. И находят ее все без труда. Только и того, что в разном. Странно и то, что большинство ставит свой вкус выше прочих. Для себя бы ладно, но в обычае презрение к тем, кто не находит красоту в том, где находят ее они. Странны художники и загадочны из стремления. Они стараются красотой для тех, кто не обучен ее ценить и очувствляют красоту, подражая и послушно следуя за общественным мнением.
Мы не знаем, когда красота появляется в нас. Мы понимаем, что вызвана она необходимостью существования. Мы даже в детях не всегда замечаем, как развивается в них способность удовольствоваться бесполезной силой красоты. Однажды и вовсе незаметно они перенимают и способность чувствовать органичность в единении ужасного и красивого. Ощущение красоты начинается с удовольствия любования формой вещи. Но никто не догадывается даже, что никогда никто не достигает точности в своих оценках красоты.
Но искусству недостаточно «художественного». Ему необходима и новизна впечатлений. Искусство обнаруживается как самородок в породе художественных стараний. То, что уже было, вполне может наслаждать художественным, но искусством не становится. Хотя очень похоже...
Искусство никого ни к чему не обязывает. Правда, в этом, после лет советской пропаганды, народ сомневается и учит сомневаться этому новые поколения. И о том, что художество трудно, не каждый слыхивал. Цены на аукционах на произведения искусств колеблют эту уверенность трудового народа, но и здесь сбрасывают вину на испорченность вкусов имущих. Просвещения у нас такое. Зрителем быть никто не учит. Персональный рост культуры в перечнях профессий не значится. Дело личное. Как здоровье.
Красоте изъяны не вредят. Красота даже поврежденная не убывает. Совершенство же исчезает при малейшем изъяне. Потому красота и не есть совершенство.
Художественное рождается в созерцании. Художественному безразлична функция вещи, но нашему впечатлению от совершенства функции вещи не безразличны художествнные впечатления от нее. Форма вещи не связана с ее функцией. Но и дефектная или даже бессмысленная функция не может умалить красоту формы.
Природа человека такова, что мы почитаем изысканно точную, безупречную функциональность предметов в качестве совершенства. Совершенство для нас связано функциональностью предмета и продолжает себя в использовании человеком Предмет, который мы мысленно наделяем функцией «доставлять удовольствие при созерцании», создается для красоты. Вот «доставка» искусства и должна быть функционально совершенной для полноты ощущения искусства произведения. Скажем, музей, а не коридор учреждения...
Ожеговская формула, кроме всего прочего, срабатывает еще и в зависимости от состояния созерцателя. Человеческий организм требователен к качеству, но позволяет себе и капризы настроения.
Художественное очень лично. При этом, публично награждая произведение эпитетом «художественное», мы оцениваем или испытываем значимость произведения для окружающих. Для себя называть не нужно, переживаешь и только.
Наш опыт подсказывают, что не все присвоят эпитет «художественное» симпатичному опусу с листочками, снятому в парке. Художественно переживать будут, конечно, многие, но даже отъявленные маниловы не будут этим упиваться до самозабвения. Неподготовленная публика желает восторгаться копиями натуры. Художественность не в том, как сделано произведение, а в том, как отзывается на него личный опыт зрителя. ...А кто не проживал осень? Желтая листва, печальный свет... Природа трогает нас, ее часть. Изображения природы вызывают художественные переживания, но редко их называют художественными. Уж как кто назовет, дело другое, нас это не касается. Зрителю для сильных художественных переживаний формы нужна рукотворная красота
Природа ощущений понятна, но невыразима. Чувства могут достигать такой силы, что разум запаздывает со смыслами. Озарение пьянит, воодушевление рвет пределы может вырваться внезапным возгласом наружу... Мощь впечатления преодолевает сдержанность... Но оставляет в душе покой и надежду... И это воодушевление может раскрыть ожеговское «воспроизведение в художественных образах». Подобное случается в уединении созерцания. Страстно в молчании...
Нет ни ощущений, ни смыслов, которые указывали бы на отдельное от всего «художественное». Мы ощущаем «художественное» как странно абстрактные особенные удовольствия от созерцания формы предметов или процессов. Они не связаны с извлечением какой-либо пользы или с предвкушением ее. Обычное удовольствие от необычно бесполезного. Автор расставил изобразительные стимулы, которые приковывают внимание зрителя и, развиваясь в мире переживаний, наслаждают зрителя. Значимость предмета не важна. Им может быть зубная щетка, строение, танец, живописное полотно с батальной сценой или фотография ржавой гайки, среди прочей дребедени.
Замечено, что длительное созерцания может усилить впечатление художественности. Зритель сосредотачивается. Он погружается в себя, конструирует на основе удовольствий от формы мир. В этом мире призрачные неуловимые иллюзии переполняются едва уловимыми осмыслениями и небывалыми свойствами. Все там служит удовольствию. Зритель погружается в рассматривание и становится частью фантазии, поглотившей его. Увиденное в изображении вызывает без явной причины давно отложенное важное в памяти, подсознание подтолкивает физиологию наддать эндорфинов мозгу, стимулируя развитие впечатлений. Совсем не обязательно, что зритель свяжет созерцаемое со смыслами туманного образа воспоминаний. Просто, может защемить...
«Художественное» вовсе не некая болтушка из чувств. Это не переход сонливой рассеяности в истому восхищения как ответ на настойчивое хождение по коридорам музея.
Вкусного угощение тоже дарит сытое удовлетворение. Оно чувственно? Несомненно! Так что же, и это художество? А ведь это самое что ни на есть переживание «действительности в образах». Действительность здесь - вкусная еда. А образ переживания — сытое довольство. Так художественно ли это? Говорят же о кулинарном искусстве... Реальная чувственность приземляет пафос проповедников.
Чувства указывают на художественные впечатления и в полезном. Искусный повар вполне может создать блюдо, достойное чувственного переживания. Мы отдаемся вкусовым наслаждениям,... но и связываем их ощущения с формой блюд и обстоятельств. Мы обманываемся окружающей культурой как образом мира, реальность которого в действительности соткана из наших привязанностей, привычек, обычаев и традиций. Ведь и некоторые цветовые соотношения ингридиентов еды могут вызывать вовсе не съедобные предвкушения.
Салли Ман. Из цикла "Семья"
«Художественное» - это чувственный ответ мышления на преодоление обыкновения. «Художественное» - не переживание удовлетворенного желания, но возбуждение созидающих сил. Художественное восприятие не имеет направления и смысла, не требует вмешательства воли, но одного только покоя созерцания для порыва ветра перемен.
«Художественное» очень личное. Оно не обременяет человека целью. Эпитет «художественное» указывает на то, что это явление создано во благо. Публика не принимает на себя обязанность отвечать на художественные дары. Но милостиво позволяет художнику ее наслаждать...
Приобщиться к цивилизации — дело весьма нелегкое. Для этого есть два пути: культура или так называемый разврат. А деревенским жителям то и другое недоступно. Вот они и закоснели в добродетели.
Оскар Уайльд
Если говорят «художественное», подразумевают «хорошее».
В определенный период взросления каждый их нас проживает период овеществления идей. Дети наощупь материализуют прообразы не вещественного духа. Так они усваивают связь между представлениями о форме предмета и самим предметом. Некоторые из них не останавливаются и развивают интуитивное понимание в осознанные идеи. В конце концов, наступает ощущение справедливости в том, что хорошее исчерпывающе реализуется в «художественном». Не у всех. И не всегда.
Случилось как-то в этих краях революционным массам перекраивать историю. Досталось тогда и «художественному» за его несправедливую близость к имущим классам. Одержав победу, неимущие назначили художникам место среди «производительных сил». Фотография тогда была вне профессионального цеха художников. Пролетарии считали ее аристократической забавой. Ее даже запрещали, но обнаружив способность к мистификации и склонность к подмене собой фактов и документов, приставили фотографию к пропаганде и агитации. Для прочих утилитарных применений фотографов записали в кустари — одиночки... без мотора.
Но жизнь, хотя и стесненно, продолжалась. В те годы ученый с мировым именем Л.С.Выготский в книге «Психология искусства» сделал важный вывод для понимания существа «художественного». Он пришел к выводу, что эмоции, возникающие при восприятии произведений искусства, не побуждают нас, к действиям, в отличие от реакций на возбуждения в обычной жизни, но направляют чувственные переживания вовнутрь для развития фантазии и игры воображения.
Где-то в опыте у нас разложены «по полочкам» представления о красоте, о совершенстве и обо всем прочем, что мы называем вкусом. Вкус есть у всех. И каждый, даже если он вовсе и не интересуется произведениями искусства, запросто назначит любому из них меру художественного. Эта мера, конечно, будет субъективной, его собственной, но сделанные разными людьми оценки о художественности произведения вполне могут и совпадать. Не удивительно, ведь в единой культуре живем. Вкус каждого из нас формируется вкусом окружающих. Просвещаясь. будущие поколения не особенно интересующихся искусством доберутся к уровню вкуса нынешних просвещенных. Альберто Моравиа писал: «Процент неграмотных - величина постоянная, только в наше время неграмотные умеют читать» Этому соотношению ничего не мешает сохранится и в следующих поколениях...
«Художественное» придумано человечеством. Но не равно и беспорядочно распределились обязанности поддержания «художественного» в обществе между нашими родителями, учителями, не нашими теоретиками, критиками, промоутерами, галерейщиками, продюссерами и прочими пошляками, бездарями и демагогами в СМИ, публицистами, меценатами, доброхотами и, наконец, между всеми. Ведь мы, кроме всего прочего, зрители. Все мы имеем представления о художественном. Все человеческое нам не чуждо, пусть и в разной пропорции, далеко не всегда разумной.
Культура художественного неоднородна и противоречива. В ней находят место взаимоисключающие взгляды и неисчислимые способы выражения. Это фантастический и отчасти заумный, пошлый и безответственный бульон идей, из которого, в конце концов, выплескиваются новые художественные явления..
Художественная среда самоценна. Разными сторонами она соприкасается с рынком. Жизнь показала, что художественная среда вполне обходится без рынка. В такие периоды авторы едва выживают, но дух их не мельчает и, пока живы, даже творческая сила в них не иссякает, а идеи крепнут.
Рынок предметов художественной культуры приспособил категорию духа - «художественное» - указывать на ценностные свойства предмета. Успех на рынке определяется завоеванием места. Имя мелькает, его узнают, начинает стабильно продаваться товар. Качество произведений оценивается продажами. Но «художественное» не качество предмета. Рынок использует его как украшение товара. История знает имена, блиставшие на рынке, но по прошествии времени канувшие в безвестность архивов.
Зритель созерцает художественные произведения может сравнивать, осмысливать их, становясь на путь критика. Он может исследовать «художественные» достоинства, искать образные или аналитические решения, толковать художественные переживания. Аристотель утверждал, что критик важнее художника. Со справедливостью этого утверждения можно и не соглашаться, что я, например, и делаю. Примечательно другое, проблемы «художественного» волновали уже древних.
Огромная удача, если автор встречает благосклонного критика, заинтересованного в его творчестве. Критики стимулируют творческий рост. Конечно, речь не идет о «критике» дилетантов и примитивов, включая и зазубривших термины и цитаты «знатоков».
Заметим, благожелательный критик — явление редкое, но не исключено, что и мифологическое. В былые времена критиками были учителя и заказчики. Учитель... Сегодня этот институт почти растворился в просветительской индустрии.
Л.Н.Толстой сформулировал условие и структуру существования искусства, как общественного явления, специфической среды: автор - произведение - зритель. В этом триединстве учителю назначено место первого зрителя.
Массовое просвещение создало иллюзию роста «художественности» в самообучающейся любительской массе. Всему и во всем есть учителя. В любительской массовке есть знатоки и профаны, выскочки и усердные книжники... И каждый из них учитель. Средне арифметическому фотолюбителю достается средне арифметический учитель... Любительская среда культивирует середняков. Они говорят о стремлении в мир искусства, но в действительности их мир ограничен ремеслом. Если кто еще не знает, скажу, что и в ремесле есть много места «художественному». Но отличается от искусства критериями. Даже красоту формы ремесло видит иначе, ограничиваясь совершенством очертаний.
Фотографическая туссовка интернета состоит из ремесленников духа. Художественные достижения некоторых несомненны. Они восхищаютя филигранным владением инструментами, изысканными техниками, точной фиксацией природных явлений, сцен на улицах, выражений лиц, павильонной мастеровитости, смело преодолевают опасности в поиске событий... Ремесленники заслуженно гордятся достижениями художественного в восприятии своих произведений. Примеры великолепной ремесленной фотографии мы видим в студийной портретной съемке старых мастеров, в современной рекламе, в «современном искусстве»...
Есть и особенный сорт творческой продукции, который можно назвать «любительским искусством». Это и не искусство вовсе. Это «художественная» (тут уж никуда не деться...) компиляция приемов, методов, стилей произведений искусства, соединенная в разных комбинациях. Но искусство, прежде всего, идея «художественного», а не художественный прием. Но вот это они надергать из произведений не могут, поскольку «художественное» должно быть в них и в них же должны сотворятся идеи художественного. Не очувствленный идеями художественного, любитель так и останется конструктором художественных приемов.
Грань между искусством и ремеслом не идеальна. Художественность впечатлений, чвственность создают трудности. Критерии, определяющие принадлежность к ремеслу или искусству, вполне конкретны в образах. Но велики неточности и ошибки определения в связи с пристрастиями субъективности.
Субъективность... Пошлость субъективности особенно ярко проявляется, когда настаивают на достоверности персонального мнения. Требуется громадная надменность и высокомерие, присущие и даже необходимые профессии критика, чтобы браться за исследования ремесленных идей в произведениях искусства.
И факты подделки произведений (а подделки - это образцы ремесла) окончательно устанавливают, все же, не в искусствоведческих диспутах, даже не совпадением мнений экспертов, а физическими аналитическими методами. Рынок продаж произведений искусств вносит большущую сумятицу в наши представления об истине творчества.
А ведь проблемы-то и нет. Нет искусства в окружающем мире. Искусство в нас. Свое чувственное восприятие мы отдаем во власть идеи искусства в себе и так определяем, насколько приблизилось к ней произведение искусства. Произведения существуют вне нас и мы наивно полагаем, что и искусство нам достается извне.
Функция искусства в нас в том, чтобы развивать мышление. Произведения искусства материал, энергия для осуществления функции. Идея красоты искусства не имеет практической пользы для человека, но наслаждение от произведений искусства делают мышление способным приводить человека к большей пользе во всех своих делах.
Совершенное «художественное» является нам гармонией между идеей и вещью, ее воплощающей.
Текст: Александр Фельдман
http://vk.com/gsa_foto
Эжен Делакруа
«Красота в природе - это прекрасная вещь, а красота в искусстве - это прекрасное представление о вещи.»
Иммануил Кант
«В конце концов никто не может из вещей, в том числе и из книг, узнать больше, чем он уже знает.»
Фридрих Ницше
И знатоки проносятся порой мимо произведений не любуясь... Прекрасному свое время.
Этюды про пустяковины обыкновенного, которыми, как первым криком младенца, любители объявляют свое появление в свет фотографии, не удерживают внимание зрителя. Чувствам нужен драйв, нужны щекочущие воображение стимулы.
На фотосайты тысячами карточек валятся изобразительные слюнявчики и подгузники фотолюбителей. Их погремушки - фотоаппараты и технологии обработки. Некоторые, кажется, приближаются к пределу возможного. Но они бесчувственны и художественное создать не могут.
Соловьёв Андрей Владимирович
Новички могут, но не умеют. Они долго и мучительно, урывками будут учить то, что сделано было до них. Самые упорные узнают. Но и из них только небольшой части повезет узнать, что для «художественности» нужна еще малость сумасбродства, запредельной впечатлительности, потустороннести чувствования, презрения к традициям, которые при том следует уважать. Эти малости, именуемые способностями или талантом, плюс искусное владение техникой ведут к художеству.
Средний любитель рунета и без этой малости бацает приличные карточки. Гениальной заряженности конструктива и функциональности аппарата и дураку хватает для производства «приличных» «карточек». Средний отнюдь не туп и не воловат. Он сметлив, настойчив, наблюдателен. Цену красоты ему услужливо подсказывает память. Изообилие приятных мелочей природы, ну, скажем, света, падающего на листья, его подсознание уже обозначено красотой. Изобретать не нужно. И «средний», тысячный в очереди к природе, скопирует эту красоту и назначит ее искусством.
Анастасия Ивинская
Те, кто не понятен окружающим, странны. Но ведь всем странно то, что неживые образы произведений могут впечатлять красотой больше, чем плоть, послужившая созданию той красоты. Так повелось, что никто не учит созерцать красоту, но всем дано ее переживать. А некоторые, вовсе ниоткуда, достигая озарения красотой, способны заоблачно воспарять над естеством.
Никто, подчеркну, никто никогда не ошибался для себя красотой. И находят ее все без труда. Только и того, что в разном. Странно и то, что большинство ставит свой вкус выше прочих. Для себя бы ладно, но в обычае презрение к тем, кто не находит красоту в том, где находят ее они. Странны художники и загадочны из стремления. Они стараются красотой для тех, кто не обучен ее ценить и очувствляют красоту, подражая и послушно следуя за общественным мнением.
Мы не знаем, когда красота появляется в нас. Мы понимаем, что вызвана она необходимостью существования. Мы даже в детях не всегда замечаем, как развивается в них способность удовольствоваться бесполезной силой красоты. Однажды и вовсе незаметно они перенимают и способность чувствовать органичность в единении ужасного и красивого. Ощущение красоты начинается с удовольствия любования формой вещи. Но никто не догадывается даже, что никогда никто не достигает точности в своих оценках красоты.
Ирвинг Пен
Ощущение красоты стремительно. Оно вдруг возникает из художественности впечатления.Но искусству недостаточно «художественного». Ему необходима и новизна впечатлений. Искусство обнаруживается как самородок в породе художественных стараний. То, что уже было, вполне может наслаждать художественным, но искусством не становится. Хотя очень похоже...
Искусство никого ни к чему не обязывает. Правда, в этом, после лет советской пропаганды, народ сомневается и учит сомневаться этому новые поколения. И о том, что художество трудно, не каждый слыхивал. Цены на аукционах на произведения искусств колеблют эту уверенность трудового народа, но и здесь сбрасывают вину на испорченность вкусов имущих. Просвещения у нас такое. Зрителем быть никто не учит. Персональный рост культуры в перечнях профессий не значится. Дело личное. Как здоровье.
Грегори Кривдсон
Природа не наделила человека художественными ощущениями. Художественное воспитывается. Где понимаю — целенаправленно и осмысленно прививая вкус, большей частью, интуитивно, бессистемно, случайно, обрывочно, подхватывая пошлое, «красивенькое»...
Alex Zag
Красоте изъяны не вредят. Красота даже поврежденная не убывает. Совершенство же исчезает при малейшем изъяне. Потому красота и не есть совершенство.
Художественное рождается в созерцании. Художественному безразлична функция вещи, но нашему впечатлению от совершенства функции вещи не безразличны художествнные впечатления от нее. Форма вещи не связана с ее функцией. Но и дефектная или даже бессмысленная функция не может умалить красоту формы.
Природа человека такова, что мы почитаем изысканно точную, безупречную функциональность предметов в качестве совершенства. Совершенство для нас связано функциональностью предмета и продолжает себя в использовании человеком Предмет, который мы мысленно наделяем функцией «доставлять удовольствие при созерцании», создается для красоты. Вот «доставка» искусства и должна быть функционально совершенной для полноты ощущения искусства произведения. Скажем, музей, а не коридор учреждения...
Ожеговская формула, кроме всего прочего, срабатывает еще и в зависимости от состояния созерцателя. Человеческий организм требователен к качеству, но позволяет себе и капризы настроения.
Художественное очень лично. При этом, публично награждая произведение эпитетом «художественное», мы оцениваем или испытываем значимость произведения для окружающих. Для себя называть не нужно, переживаешь и только.
Наш опыт подсказывают, что не все присвоят эпитет «художественное» симпатичному опусу с листочками, снятому в парке. Художественно переживать будут, конечно, многие, но даже отъявленные маниловы не будут этим упиваться до самозабвения. Неподготовленная публика желает восторгаться копиями натуры. Художественность не в том, как сделано произведение, а в том, как отзывается на него личный опыт зрителя. ...А кто не проживал осень? Желтая листва, печальный свет... Природа трогает нас, ее часть. Изображения природы вызывают художественные переживания, но редко их называют художественными. Уж как кто назовет, дело другое, нас это не касается. Зрителю для сильных художественных переживаний формы нужна рукотворная красота
Александр Ранчуков. Осень
Природа ощущений понятна, но невыразима. Чувства могут достигать такой силы, что разум запаздывает со смыслами. Озарение пьянит, воодушевление рвет пределы может вырваться внезапным возгласом наружу... Мощь впечатления преодолевает сдержанность... Но оставляет в душе покой и надежду... И это воодушевление может раскрыть ожеговское «воспроизведение в художественных образах». Подобное случается в уединении созерцания. Страстно в молчании...
Нет ни ощущений, ни смыслов, которые указывали бы на отдельное от всего «художественное». Мы ощущаем «художественное» как странно абстрактные особенные удовольствия от созерцания формы предметов или процессов. Они не связаны с извлечением какой-либо пользы или с предвкушением ее. Обычное удовольствие от необычно бесполезного. Автор расставил изобразительные стимулы, которые приковывают внимание зрителя и, развиваясь в мире переживаний, наслаждают зрителя. Значимость предмета не важна. Им может быть зубная щетка, строение, танец, живописное полотно с батальной сценой или фотография ржавой гайки, среди прочей дребедени.
Ирвинг Пен
Замечено, что длительное созерцания может усилить впечатление художественности. Зритель сосредотачивается. Он погружается в себя, конструирует на основе удовольствий от формы мир. В этом мире призрачные неуловимые иллюзии переполняются едва уловимыми осмыслениями и небывалыми свойствами. Все там служит удовольствию. Зритель погружается в рассматривание и становится частью фантазии, поглотившей его. Увиденное в изображении вызывает без явной причины давно отложенное важное в памяти, подсознание подтолкивает физиологию наддать эндорфинов мозгу, стимулируя развитие впечатлений. Совсем не обязательно, что зритель свяжет созерцаемое со смыслами туманного образа воспоминаний. Просто, может защемить...
Гарсия Родеро
Вкусного угощение тоже дарит сытое удовлетворение. Оно чувственно? Несомненно! Так что же, и это художество? А ведь это самое что ни на есть переживание «действительности в образах». Действительность здесь - вкусная еда. А образ переживания — сытое довольство. Так художественно ли это? Говорят же о кулинарном искусстве... Реальная чувственность приземляет пафос проповедников.
Чувства указывают на художественные впечатления и в полезном. Искусный повар вполне может создать блюдо, достойное чувственного переживания. Мы отдаемся вкусовым наслаждениям,... но и связываем их ощущения с формой блюд и обстоятельств. Мы обманываемся окружающей культурой как образом мира, реальность которого в действительности соткана из наших привязанностей, привычек, обычаев и традиций. Ведь и некоторые цветовые соотношения ингридиентов еды могут вызывать вовсе не съедобные предвкушения.
Салли Ман. Из цикла "Семья"
«Художественное» - это чувственный ответ мышления на преодоление обыкновения. «Художественное» - не переживание удовлетворенного желания, но возбуждение созидающих сил. Художественное восприятие не имеет направления и смысла, не требует вмешательства воли, но одного только покоя созерцания для порыва ветра перемен.
«Художественное» очень личное. Оно не обременяет человека целью. Эпитет «художественное» указывает на то, что это явление создано во благо. Публика не принимает на себя обязанность отвечать на художественные дары. Но милостиво позволяет художнику ее наслаждать...
Приобщиться к цивилизации — дело весьма нелегкое. Для этого есть два пути: культура или так называемый разврат. А деревенским жителям то и другое недоступно. Вот они и закоснели в добродетели.
Оскар Уайльд
Если говорят «художественное», подразумевают «хорошее».
В определенный период взросления каждый их нас проживает период овеществления идей. Дети наощупь материализуют прообразы не вещественного духа. Так они усваивают связь между представлениями о форме предмета и самим предметом. Некоторые из них не останавливаются и развивают интуитивное понимание в осознанные идеи. В конце концов, наступает ощущение справедливости в том, что хорошее исчерпывающе реализуется в «художественном». Не у всех. И не всегда.
Случилось как-то в этих краях революционным массам перекраивать историю. Досталось тогда и «художественному» за его несправедливую близость к имущим классам. Одержав победу, неимущие назначили художникам место среди «производительных сил». Фотография тогда была вне профессионального цеха художников. Пролетарии считали ее аристократической забавой. Ее даже запрещали, но обнаружив способность к мистификации и склонность к подмене собой фактов и документов, приставили фотографию к пропаганде и агитации. Для прочих утилитарных применений фотографов записали в кустари — одиночки... без мотора.
Борис Игнатович
Но жизнь, хотя и стесненно, продолжалась. В те годы ученый с мировым именем Л.С.Выготский в книге «Психология искусства» сделал важный вывод для понимания существа «художественного». Он пришел к выводу, что эмоции, возникающие при восприятии произведений искусства, не побуждают нас, к действиям, в отличие от реакций на возбуждения в обычной жизни, но направляют чувственные переживания вовнутрь для развития фантазии и игры воображения.
Где-то в опыте у нас разложены «по полочкам» представления о красоте, о совершенстве и обо всем прочем, что мы называем вкусом. Вкус есть у всех. И каждый, даже если он вовсе и не интересуется произведениями искусства, запросто назначит любому из них меру художественного. Эта мера, конечно, будет субъективной, его собственной, но сделанные разными людьми оценки о художественности произведения вполне могут и совпадать. Не удивительно, ведь в единой культуре живем. Вкус каждого из нас формируется вкусом окружающих. Просвещаясь. будущие поколения не особенно интересующихся искусством доберутся к уровню вкуса нынешних просвещенных. Альберто Моравиа писал: «Процент неграмотных - величина постоянная, только в наше время неграмотные умеют читать» Этому соотношению ничего не мешает сохранится и в следующих поколениях...
«Художественное» придумано человечеством. Но не равно и беспорядочно распределились обязанности поддержания «художественного» в обществе между нашими родителями, учителями, не нашими теоретиками, критиками, промоутерами, галерейщиками, продюссерами и прочими пошляками, бездарями и демагогами в СМИ, публицистами, меценатами, доброхотами и, наконец, между всеми. Ведь мы, кроме всего прочего, зрители. Все мы имеем представления о художественном. Все человеческое нам не чуждо, пусть и в разной пропорции, далеко не всегда разумной.
Культура художественного неоднородна и противоречива. В ней находят место взаимоисключающие взгляды и неисчислимые способы выражения. Это фантастический и отчасти заумный, пошлый и безответственный бульон идей, из которого, в конце концов, выплескиваются новые художественные явления..
Художественная среда самоценна. Разными сторонами она соприкасается с рынком. Жизнь показала, что художественная среда вполне обходится без рынка. В такие периоды авторы едва выживают, но дух их не мельчает и, пока живы, даже творческая сила в них не иссякает, а идеи крепнут.
Рынок предметов художественной культуры приспособил категорию духа - «художественное» - указывать на ценностные свойства предмета. Успех на рынке определяется завоеванием места. Имя мелькает, его узнают, начинает стабильно продаваться товар. Качество произведений оценивается продажами. Но «художественное» не качество предмета. Рынок использует его как украшение товара. История знает имена, блиставшие на рынке, но по прошествии времени канувшие в безвестность архивов.
Мая Годе
Зритель созерцает художественные произведения может сравнивать, осмысливать их, становясь на путь критика. Он может исследовать «художественные» достоинства, искать образные или аналитические решения, толковать художественные переживания. Аристотель утверждал, что критик важнее художника. Со справедливостью этого утверждения можно и не соглашаться, что я, например, и делаю. Примечательно другое, проблемы «художественного» волновали уже древних.
Огромная удача, если автор встречает благосклонного критика, заинтересованного в его творчестве. Критики стимулируют творческий рост. Конечно, речь не идет о «критике» дилетантов и примитивов, включая и зазубривших термины и цитаты «знатоков».
Заметим, благожелательный критик — явление редкое, но не исключено, что и мифологическое. В былые времена критиками были учителя и заказчики. Учитель... Сегодня этот институт почти растворился в просветительской индустрии.
Л.Н.Толстой сформулировал условие и структуру существования искусства, как общественного явления, специфической среды: автор - произведение - зритель. В этом триединстве учителю назначено место первого зрителя.
Массовое просвещение создало иллюзию роста «художественности» в самообучающейся любительской массе. Всему и во всем есть учителя. В любительской массовке есть знатоки и профаны, выскочки и усердные книжники... И каждый из них учитель. Средне арифметическому фотолюбителю достается средне арифметический учитель... Любительская среда культивирует середняков. Они говорят о стремлении в мир искусства, но в действительности их мир ограничен ремеслом. Если кто еще не знает, скажу, что и в ремесле есть много места «художественному». Но отличается от искусства критериями. Даже красоту формы ремесло видит иначе, ограничиваясь совершенством очертаний.
Сергей Вараксин
Фотографическая туссовка интернета состоит из ремесленников духа. Художественные достижения некоторых несомненны. Они восхищаютя филигранным владением инструментами, изысканными техниками, точной фиксацией природных явлений, сцен на улицах, выражений лиц, павильонной мастеровитости, смело преодолевают опасности в поиске событий... Ремесленники заслуженно гордятся достижениями художественного в восприятии своих произведений. Примеры великолепной ремесленной фотографии мы видим в студийной портретной съемке старых мастеров, в современной рекламе, в «современном искусстве»...
Есть и особенный сорт творческой продукции, который можно назвать «любительским искусством». Это и не искусство вовсе. Это «художественная» (тут уж никуда не деться...) компиляция приемов, методов, стилей произведений искусства, соединенная в разных комбинациях. Но искусство, прежде всего, идея «художественного», а не художественный прием. Но вот это они надергать из произведений не могут, поскольку «художественное» должно быть в них и в них же должны сотворятся идеи художественного. Не очувствленный идеями художественного, любитель так и останется конструктором художественных приемов.
Елена Мозговая. Танцующая с зонтиком
Грань между искусством и ремеслом не идеальна. Художественность впечатлений, чвственность создают трудности. Критерии, определяющие принадлежность к ремеслу или искусству, вполне конкретны в образах. Но велики неточности и ошибки определения в связи с пристрастиями субъективности.
Субъективность... Пошлость субъективности особенно ярко проявляется, когда настаивают на достоверности персонального мнения. Требуется громадная надменность и высокомерие, присущие и даже необходимые профессии критика, чтобы браться за исследования ремесленных идей в произведениях искусства.
И факты подделки произведений (а подделки - это образцы ремесла) окончательно устанавливают, все же, не в искусствоведческих диспутах, даже не совпадением мнений экспертов, а физическими аналитическими методами. Рынок продаж произведений искусств вносит большущую сумятицу в наши представления об истине творчества.
А ведь проблемы-то и нет. Нет искусства в окружающем мире. Искусство в нас. Свое чувственное восприятие мы отдаем во власть идеи искусства в себе и так определяем, насколько приблизилось к ней произведение искусства. Произведения существуют вне нас и мы наивно полагаем, что и искусство нам достается извне.
Функция искусства в нас в том, чтобы развивать мышление. Произведения искусства материал, энергия для осуществления функции. Идея красоты искусства не имеет практической пользы для человека, но наслаждение от произведений искусства делают мышление способным приводить человека к большей пользе во всех своих делах.
Совершенное «художественное» является нам гармонией между идеей и вещью, ее воплощающей.
Текст: Александр Фельдман
http://vk.com/gsa_foto
Комментариев нет:
Отправить комментарий