Фото Пит Тёрнер Пузырь и полоса. Мощное цветовое воздействие
Фото Сергей Максимишин -- Ресторан Зов Ильича. Цвет форма и содержание в одном флаконе
Как известно все без исключения творческие профессии – воровские. Все друг у друга постоянно что-то подворовывают – ракурсы, стилистику, идеи и т.д. И честно говоря, ничего плохого в таком «воровстве» нет. Более того, этот вид «преступности» в школе обычно называют учебой: на примере классиков мы учимся видеть, слышать, понимать, постоянно подсматривая у них те или иные приемы. Подобно тому, как преподаватели филологических вузов предлагают своим студентам написать опус в стиле Достоевского, Толстого, Горького, я очень часто предлагаю слушателям своих курсов по фотографии попытаться снять в стиле Ирвина Пенна, Ральфа Гибсона, Родни Смита. При этом важно изучить творчество того или иного мастера, уловить суть его стиля и сделать несколько снимков в этом ключе. Подчеркну, что художественное «воровство» должно быть творческим. Важно не копировать работу, а уловить особенность мышления фотографа, его творческий почерк. Именно тогда этот прием откладывается в подсознании и становится фундаментом собственного фотографического мировоззрения. В следующем материале я обязательно сделаю акцент на ярких особенностях творческих приемов ряда известных фотографов, которых уже сегодня можно смело назвать классиками. А пока несколько основополагающих моментов.
На мой взгляд, есть две настольные книги любого начинающего фотографа: «Фотография как…» и «Плоскость и пространство, или Жизнь квадратом» Александра Лапина. Конечно, эти книги не для трамвайного чтения. Этим текстом, этими мыслями надо пожить, возвращаться к ним снова и снова. Но два следующих важных постулата, на которых делает акцент А. Лапин, нужно изначально усвоить любому фотохудожнику. Первый: каждый объект, снятый фотографом, превращается на снимке в знак (символ) объекта (то есть вы снимали, например, свою бабушку, а на снимке, демонстрируемом незнакомому человеку, она превратилась просто в символ пожилой женщины). Второй: на плоскости, ограниченной рамкой снимка, эти символы могут взаимодействовать между собой, образуя новый смысл (например, у яркой витрины с надписью «Красота спасет мир», где изображена красивая молодая женщина, рекламирующая новую помаду для губ, стоит старушка и просит милостыню – философский подтекст такой картины очевиден).
Примерно как в школьном сочинении ребенок учится из отдельных слов составлять предложения и рассказы, точно так же и фотохудожник с помощью отдельных знаков, визуальных образов, взаимодействующих друг с другом, может писать целые повести, романы и философские трактаты.
Фото Ральф Гибсон -- Вздействие цвета и формы
С довольно большим списком оговорок можно утверждать, что практически все современные фотохудожники работают в одном из трех направлений: одни ищут упомянутый выше дополнительный смысл и подтекст, другие пытаются воздействовать на наше подсознание исключительно причудливым сочетанием форм и линий, третьи добиваются максимального цвето-эмоционального воздействия на человека. Естественно, хорошо, когда поиск ведется сразу в трех направлениях, но это большая редкость. Важно понимать, что форма и цвет воздействуют на подсознание человека, и следовательно несут мощную эмоциональную нагрузку, что успешно эксплуатируется в современной фотографии.
Однажды, на мастер-классе в конце 2004 года я провел эксперимент. Показываю аудитории два черно-белых портрета – юноши и девушки. И мы рассуждаем о фотографии: об открытости человека, об уникальности и направлении взгляда, о композиции, о красивом боке. Затем я этот слайд сменяю точно таким же, но цветным изображением. И зал тут же «взрывается»: у юноши сине-белый шарф, у девушки – оранжевый. И мы начинаем говорить о политике. Что произошло? Все очень просто: люди, как и бабочки, реагируют на цветовой (в данном случае, социальный) маркер.
Известный опыт в биологии: в освещенный куб, оббитый черной тканью, помещают различных бабочек. На дне куба раскладывают круги разных цветов. Замечают, что бабочки разных видов предпочитают садиться именно на свой определенный цвет. Точно так и люди. Мы живем в социуме, где средства массовой информации нам постоянно навязывают свои символы и маркеры. И многие цвета, формы, образы, жесты могут становиться социальными маркерами. К слову, смена социальных маркеров очень тяжело отражается на человеке.
Однажды группа психологов во главе с Сергеем Бугаевым – музыкантом, актером (знаменитый мальчик Бананан из первого фильма «Асса» Сергея Соловьева), одним из создателей культурного проекта «Институт нового человека» – задалась вопросом: почему после развала СССР психушки стали переполнены людьми. И пришли к выводу, что многие люди просто не смогли пережить смену маркера: красный цвет всегда символизировал прогресс, а оказался вдруг символом «империи зла».
И наконец, последний подготовительный момент. Почему одни и те же фотографии нравятся одним людям и воинственно не нравятся другим. Всё лишь дело во вкусах, о которых, как известно, не спорят? Думаю, нет. Необходимо учитывать еще одну важную деталь – эстетическую дистанцию. О ней лучше всего говорил известный испанский мыслитель Хосе Ортега-и-Гасет. Допустим, в некотором крупном городе умирает известный гражданин N. У его предсмертного одра находятся: жена, доктор, газетчик и художник.
Тяжело и непосредственно переживает уход своего мужа именно жена. Уходит кормилец, родной человек, с которым она прожила полвека. И она бы отдала все деньги, всю свою оставшуюся жизнь, лишь бы он еще пожил.
Также непосредственно эту трагедию переживает доктор. Двадцать лет они дружили, пили пиво, обсуждали женщин. А сейчас… Но здесь уже примешивается профессиональное: «Интересный случай, если мне его удастся поставить на ноги, обязательно расскажу коллегам. А там глядишь и статейку в «Медицинский вестник» удастся протолкнуть».
Еще более далек от непосредственного переживания журналист. «N. был хороший мужик, пять раз брал у него интервью, жаль…», – размышляет газетчик, теребя руками черновик готового некролога, в который осталось вписать только дату и время смерти. Представляет: завтра на первой полосе выходит анонс: «Умер N.» – и номер расходится миллионными тиражами. Мечтает: «Мне премия. Да, давно пора в отпуск».
И наконец, очень специфически переживает настоящий момент художник, или фотограф. Он следит за сценой и думает: «Картина не достаточно драматична. Хорошо бы вдову поставить в силовую точку кадра. Сорри, она еще не вдова…. И обязательно прикрыть штору, чтобы свет не так сильно освещал лицо покойника. Ах да, он еще живой, но это не столь важно».
Хосе Ортега-и-Гассет говорил, что в случае жены мы имеем дело исключительно с непосредственным переживанием. В случае художника – только с художественным. Любые крайние состояния при оценке фотографической работы, на мой взгляд, ущербны и опасны. Непосредственность часто граничит с простотой, которая хуже воровства. А исключительно художественное переживание зачастую приводит к попиранию моральных и этических норм и как итог к эпатажу, к эстетике безобразного. Но это темы отдельного разговора.
Комментариев нет:
Отправить комментарий